Вход

Я вернулся.

(Переписал тут один из первых рассказов, совместив его с други).

 

Мелькающие перед глазами километры толстых проводов и бетонных стен; побелевший от перенапряжения кулак, сжимающий из последних сил поручень; слипающиеся глаза и вечный недосып, из-за которого толком не можешь удержать голову; людской поток, качающий тебя на волнах своего недовольства; вечно взмокшая и пропитанная одежда смрадом немытых тел и вонью, до безобразия терпких духов; жара и невыносимая духота – всё это стало твоими извечными спутниками в этом подземном царстве.

Наверное, не об этом ты мечтал в детстве, что в свои двадцать пять, выглядеть ты будешь на все сорок и плюс к этому, двадцать из них, ты жестко сидишь на «фене». Нелюбимая работа, убогий коллектив, достающий директор и не достаток сна – сделали свое дело. Но ведь все было по-другому. Не так уж и давно, в том году. Когда Она была с тобой. Работа не казалась тебе такой плохой, проблемы с коллективом решались как-то сами собой, да и директор, кажется, не относился к тебе так предвзято. Так что же произошло?

Ты был счастлив – это самое главное, остальное все – формальности. Дома тебя ждал любимый человек, ради которого, ты пулей летел домой. Ради нее ты работал, чтобы смочь обеспечить кровом и пищей, а в выходные хорошо провести время в какой-нибудь кафешке. Всё было прекрасно, не так ли? И всё же, что произошло?

Год назад, плюс минус месяц, ты вернулся домой и застал ее собирающей вещи. Ты был удивлен, но молчал, смотря за ее манипуляциями. Ты ждал, пока она не соберет весь чемодан, и только после этого обратил на себя ее внимание. Она просто посмотрела на тебя и пошла к выходу, как заговоренная. Она молча оделась и пошла вниз по лестнице. Ты шел за ней и пытался выяснить, в чем же все-таки дело! Но она вышла из подъезда и сразу села в такси, которое ждало её возле входа. Вот так вот просто, без криков, споров и ругани, она порвала со всем тем, что вы строили на протяжении трех лет.

Я помню, в каком отчаянии ты тогда был. Ты не выходил из дома на протяжении недели. Ты пил, рыдал и пытался звонить ей. Но телефон был не доступен, а в ВК она не заходила с того самого дня, как ушла от тебя. Спустя неделю, ты все-таки вышел на работу, ибо понимал, что горе горем, но платить за квартиру чем-то нужно.

Поезд резко затормозил, и ты пришел в себя. Ты постоянно думаешь о ней, и постоянно обыгрываешь этот день у себя в голове. По пути на работу, по пути домой, по пути в магазин – куда угодно! Прошел уже год (плюс минус месяц), а ты все никак не можешь собраться! Забудь же ты ее, былое не вернешь, нужно жить настоящим днем, а не воспоминаниями!

Но нет же! День за днем, неделя за неделей ты ходил по ночному городу, в любую погоду, при любой температуре. Ты обходил все места, которые вы посещали вместе или про которые она хоть как-то упоминала. Крыши и подвалы домов, витрины магазинов и ресторанов, окна машин и трамваем – ничто не уходило от твоего взора, каждый темный угол этого города был осмотрен тобой тысячи раз и все впустую.

Поезд опять резко остановился, и ты снова вышел из дремоты. Люди постепенно утекали кто куда, но в вагоне все равно было тесно. Ты снова стал засыпать, как тебе показалось, что в вагон зашел кто-то знакомый, но ты ни как мог разглядеть кто это, потому что этот «кто-то» был в другом конце салона. Ты стал раздвигать толпу, пытаясь пройти, чтобы посмотреть кто это. С каждым шагом, тебе начинало казаться, что ты чувствуешь до боли знакомый запах. Такой родной, но такой далекий, что ты и не сразу его можешь вспомнить.

Осознание приходит слишком поздно: двери открылись, и толпа ринулась на выход, и идти против течения у тебя не было никакой возможности. На платформе ты краем глаза успел заметить знакомый силуэт, и сердце твое ёкнуло. Ты, было уж, побежал к дверям, но они захлопнулись, и поезд помчал тебя дальше в неизвестность.

Ты не мог найти себе места и метался по вагону, как угоревший. Прикидывал все варианты, пытался найти подвох и просто столкнуть это все на совпадение, но интуиция твердо кричала, что это не совпадение, и что нужно было выбегать, когда была возможность. Состав остановился, и ты устремился к поезду, который шел в обратном направлении. Твои глаза горели, сердце дико колотилось, и ты даже не заметил, как приехал на ту самую станцию.

Выбежав на платформу, ты крутился, как вихрь, не зная куда бежать. Ты решил довериться внутренним ощущениям и побежал к южному выходу. Вылетев на улицу, ты остановился, как вкопанный. На улице было лето, яркость и пышность зелени поражали сознание, а медленно идущие к горизонту солнце обжигало свои лучами. Ты не заметил, как наступило лето, и поэтому был ошарашен этой новость. Но долго стоять ты не мог, сердце толкало тебе дальше. Пробегая по проспекту, ты всматривался в лица всех мимо проходящих девушек, но никак не мог найти то единственное. Ты опять повторял все свои действия – окна, витрины, кафешки, трамваи, но сердце толкало тебя дальше, а ты бежал и бежал. Выбежав на Ленинский проспект, ты заметил открытую дверь подъезда, и не думая прыснул туда. Пролет, пролет и еще пролет! – ты перепрыгивал с лестницы на лестницу, и бежал на самый верх.

Выбив чердачную дверь плечом, ты ворвался на крышу, испугав голубей, которые разлетелись в разные стороны. Последние лучи солнца слепили глаза, и двигаться было очень опасно. Прикрыв глаза ладонями, ты смог разглядеть ее. Её!

Она сидела на рюкзаке, поджав колени к подбородку. Рыжие волосы «горели» в солнечном свете, а глаза были устремлены в небо, точно такого же цвета. Ты сел рядом с ней, посмотрел на неё и спросил:

— Ты же знаешь, что я искал тебя! Из-за дня в день, я ходил по этим чертовым улицам, стирал ноги об мостовые, мок под осенними дождями и мерз в январские морозы! Ободрал все пальцы и кулаки, карабкаясь на эти проклятые Московские крыши, и отбил все ноги, выламывая чердачные двери! Я хочу знать только одно – это стоило того?!

Она посмотрела на меня глазами полными боли и сожаления, и вся моя злоба, которая горела во мне, сразу же ушла в небытие. Она еле слышно прошептала – да – и так же тихо – не оставляй меня одну.

Вы сидели вдвоем на вершине мира, смотрели с высока за прохожими, и провожали взглядом солнце, которое издало свой прощальный вздох, скрылось окончательно вдалеке.  

Обжигающе холодные снежинки падали на мертвенно-бледное лицо, и образовывали нарост изо льда, который никак не хотел таить. Горячие слезы каскадом стекали по лицу, создавая траншеи от глаз ко лбу, и замерзали в районе шапки. Кровь залила весь воротник и маленькой лужицей скапливалась в капюшоне. Затылок, пропитанный кровью, начинал замерзать, и те, маленькие участки тела, которые еще сохраняли тепло, начали его постепенно терять, отдавать. 

Кисть левой руки, которая все еще сжимала ледокол, лежала в паре метров от него, снизу. Золотые лучи солнца бликами играли в заледеневшей коже, создавая жуткое зрелище. Ноги потеряли чувствительность, сразу после того, как их завалило снегом. Было не понятно, сколько тонн снега лежало на них. Тело же чувствовало всё: сломанные ребра, отбитые органы и начинающие отекать легкие. На правой руке был намотан трос, на котором держался весь скарб, но пошевелить рукой не было никакой возможности: рюкзак за что-то зацепился, и оттягивал руку так сильно, что от напряжения она потеряла всю чувствительность ниже локтя. 

В позе распятого Петра лежал он и молил Господа о смерти, чтобы все его мучения прекратились в тот час. Но Бог был глух к его молитвам, он хотел проверить волю, веру и силу этого человека. Он надеялся, что человек справится и сможет найти выход из сложившейся ситуации. Но человек был обессилен, ранен и полностью разбитым — как духовно, так и физически. 

Он плакал и падал снег, и рядом никого нет. Никто не придет к нему на помощь. Никто не услышит его крик, если он найдет силы на него. И никто не найдет его, начиналась буря. 

-Господь – Пастырь мой… — еле шепотом произнес он.

-Я ни в чем не буду нуждаться… — чуть громче прошептал он.

-Он покоит меня на злачных пажитях… — сказал он уверенным голосом.

-И водит меня к водам тихим… — он начал шевелить ступнями.

-Подкрепляет душу мою… — смог он утрамбовать снег ступнями так, что смог ими спокойно шевелить.

-Направляет меня на стези правды… — стал он пытаться подгибать ноги.

-Ради имени Своего… — процесс был долгим и муторным. Но благодаря ему, он смог немножко согреться, и снег на его лице стал таять, и заливая глаза потом и водой. 

-Если я пойду и долиною смертной тени… — снег стал поддаваться, и он смог согнуть ноги в полной мере.

-Не убоюсь зла… — читал он вслух, и с каждой новой строчкой сила его возрастала.

-Потому что Ты со мной… — стал он коленями крушить купол над своими ногами.

-Твой жезл и Твой посох… — на Альпы шла буря, и он стал работать с удвоенной силой. 

-Они успокаивают меня… – от всех его телодвижений и разгоряченного тела, культя стала слегка кровоточить и отвлекать тупой болью.

-Ты приготовил предо мною трапезу в виду врагов моих… — сквозь зубы рычал он, разбивая ногами снег.

-Умастил елеем голову мою; чаша моя преисполнена… — сквозь боль и слезы рычал он.

-Так, благость и милость Твоя да сопровождают меня во все дни жизни моей… — смог он освободить ноги, и сделать перекат в сторону, отталкиваясь культей. 

-И я пребуду в доме Господнем многие дни… — освободившись от снега, который держал его, рюкзак с пожитками, который был привязан к руке, начал тянуть его со склона вниз. В пропасть. 

_______________________

Она проснулась от увиденного, и быстро подбежав к телефону, стала вызванивать его. Телефон быть недоступен.

(послушать: Наадя — Альпы)

На улице была ужасная буря, закрывающая 90% видимости. Дальше вытянутой руки начиналась бездна, которая засасывала всё пространство и время, которое было вокруг тебя. Изредка, из бездны вылетали «посылки», которые залипали тебе глаза, рот и нос. Ледяной ветер был готов содрать кожу с твоего лица, и унести ее в бездну, дабы воздать славу Богам Мороза. 

Фонарные столбы, которые должны были проложить мне путь, тоже скрылись в бездне, и уже не было понятно, где начинается тротуар, проезжая часть, газон или стены домов, все смешалось в один дико пляшущий танец (эпицентром, которого был я), из которого было невозможно вырваться. 

Ветер крепчал, и то пространство, которое я мог видеть до этого, пропало. Я не видел ничего. Ни капли. Будто на глаза мне положили куски ваты, которые слегка пропускали свет. Белое марево, которое, к тому же, стало впитывать все окружающие звуки. 

«Я должно быть умер» — пролетела первая мысль.

«Походу — это Лимб» — донеслась и вторая мысль.

Я встал, как вкопанный, и стал ждать. Я натянул шарф по самые глаза, шапку отпустил еще ниже на лоб, чтобы образовалась тоненькая щелочка между нею и шарфом, и затаил дыхание, пытаясь понять, что происходит вокруг меня.

Ветер пел свою победоносную песнь. Он жужжал, свистел и улюлюкал, будто варвары, ворвавшиеся в деревню. Но сквозь его завывания стал пробиваться еще один звук, не такой древний, как Ветер, но имеющий достаточно силы, чтобы поравняться с ним.

Бууууум!

Я вжал голову в плечи, и мысль о том, что я умер, стала набирать новые обороты. Я боялся! Господи, как же я боялся!

Бууууум!

Прозвучало уже совсем близко. Я сорвался с места и побежал. Словно слепец, я бежал вытянув вперед руки, задевая ими деревья и мелкие кустики.

Бууууум!

Я стал оборачиваться за спину, думая, что меня преследует нечто. Я бежал обрывая клочки пуховика об кусты, разбивая руки об стволы деревьев и раздирая лицо об свисающие ветви.

Бууууум!

Я заорал. Я кричал от панического страха. Еще немного, и я был бы готов отдать Богу душу от страха.

Бууууум!

Ветер заглушал этот звук, но он был достаточно сильным, чтобы звучать в метре от меня. Я бежал и молил всех Богов, чтобы это закончилось.

Бууууум!

Я споткнулся об корень и упал лицом в снег. Я стал рыдать, кричать и лягаться ногами. Я прикрыл голову руками и проклинал любого, кто осмелиться ко мне подойти.

Дооооон! 

Ветер начинал стихать, и звук приобрел другой оттенок, более знакомый, но паника еще не отпускала меня.

Я сел, держа в руках камень, который я раскопал в снегу, и стал дико вертеть головой. Видимость улучшилась, и я смог разглядеть какие-то стены в метрах десяти от меня.

Дооооон! 

Ветер стих окончательно, снег падал тихими перьями на землю. Фонари освящали землю, где-то вдалеке ездили машины. По дорожке шла девушка, не обращая на меня никакого внимания. Проходя мимо, она заметила меня и рассмеялась, приподнимая шапку с бровей, обнажая свои ярко зеленые глаза. 

— Ты что, звона колокола испугался? — смеялась она, показывая рукой на крест, который возвышался над храмом.

Я посмотрел на нее, на храм, на парк в котором мы были, на себя сидящего в сугробе и улыбнулся от мысли, как все это выглядело со стороны (если это кто-то смог бы разглядеть).

— Ага — сказал я — бес попутал...

Ну, привет.

Ах! Помню не зря пятый день ноября!...

Ведь именно в этот осенний день в нашу группу поступила новенькая. Меня в тот день не было на парах, и я даже представить себе не мог, как она выглядит, поэтому остаток дня после новости, я представлял красавицу невиданной красы. Представлял, как она меня влюбиться, мы станем встречаться, и все у нас будет хорошо, но… Но я пришел на следующий день на учебу и нас представили друг другу. Вернее меня ей, я ее уже знал…

—Марта, знакомься — это Кирилл, Кирилл — Марта. — представил нас наш староста и оставил поболтать, сам же убежал по своим «старостным» делам.

—Ну привет, Марта. – с полным призрением произнес я.

Она повела бровью и вытянула лицо от неожиданности. Конечно, не такого ты ожидаешь в первые минуты знакомства.

—Я знаю, кто ты — продолжал я все тем же тоном — тонкие пальцы, ярко-зеленые глаза, черные, как смола волосы и брови. Нужно быть полным идиотом, чтобы не узнать тебя.

—Но… Но я не понимаю… – стала наматывать свои волосы на кулак и смотрела сквозь меня отрешенным взглядом.

—Все ты прекрасно понимаешь, не прикидывайся! — стал кричать я — Я читал о тебе! Весь интернет наполнен тобой! Ты миллионам снилась, миллионы общались с тобой! И после этого миллионы умирали и погибали! Я нашел отрывки дневника доходяги, который отдал тебе свой рассудок за знания! А потом застрелился к чертям собачьим! Что ты тут забыла, тварь! 

Моя истерика привлекала все больше и больше внимания, но перед тем, как меня окатили водой из ведра, я успел заметить — когда я орал и мы были одни (или тогда, когда никто не видел) она улыбалась, и глаза ее горели. Я узнал. А теперь она знает, что я знаю. А я знаю, что мне пиздец. 

Водой окатил меня староста. Мудак блять. На улице ноябрь месяц, как я пойду по улице домой.

—Ты уж извини его, она обычно тихий, хрен знает, что на него нашло. — сказал он.

—Ничего страшного, с кем не бывает — сказала она, всхлипывая и размазывая слезы по лицу — только я сильно испугалась, не люблю буйных — проскулила она и ринулась на шею Ване-Старосте.

—Да вы блять ахуели что-ли?! — сказал охранник, идя по этажу — весь коридор в воде! Какого хуя вы тут бляди понаделали?! — орал этот идиот, толкая ревущую девчонку на второй круг рыданий.

От охранника явно веяло свежим перегаром, недельной выдержки, который настаивался в лучшем подвале университета при самой оптимальной температуре, с самыми лучшими примесями — с вонью не мытого тела.

Охранник орал и орал до тех пор, пока не решил пнуть ведро, из которого меня в принципе и облили. Пнув ведро, он подскользнулся на мокром паркете, и со всей дури упал затылком об пол. Бинго. Готов. Шарики за ролики, как говорится.

В коридоре новый крик девушек, сначала громкий радостный смех парней, который постепенно переходил в не понимание, а потом уже в гробовое молчание с полным ахуеванием на лице. Во всей этой какофонии действий странным было одно — белоснежная улыбка Марты и радостные глаза, которые, как два изумруда, поблёскивали из-под пряди черных волос.

Когда все суматоха кончилась, Марта опять принялась рыдать с двойной силой, приговаривая, что за пиздец творится у нас в институте, и еще что-то не разборчивое. Прибежала администрация, вызвали «скорую», оцепили этаж, всех студентов опустили по домам.

Плетясь домой, я думал только обо дном — чтобы по пути меня не сбила машина, или какой-нибудь кирпич с балкона на разломил мне черепушку. Я дергался о каждой мимо проезжающей машины, и прыгал с тротуара на газон, если на меня кто-то бежал (боялся, что в грудину воткнут ножик, или просто пизды дадут).

С горем пополам придя домой, я не стал включать газ и свет, боясь за свою сохранность и здоровье соседей. Поэтому я решил сделать то, чего-бы не сделал в полном здравии — я лег спать, думая, что утром все пройдет.

Я проснулся в половину третьего ночи, от чувства необоснованной паники. Я подскочил, включил свет во всей квартире, проверил каждый уголок и ничего, все спокойно. Тогда откуда это паника? Я успокоился и лег обратно в постель, когда в дверь позвонили. Я пошел к двери, сердце мое дико колотилось, и было уже готово выпрыгнуть из груди, я знал, что конец близок, я чувствовал его. Я открыл дверь.

—Ну, привет — сказала она улыбаясь.

—Пиздец — сказал я, захлопнув дверь обратно.

Эй!

Обрати сюда свое внимание! 

Пожалуйста! Я очень прошу тебя, заметь меня!

Слушай, я прекрасно понимаю, что нет ни малейшего способа доказать тебе, что это всё не подстава, но слушай… Просто прочти это пожалуйста. Мне это очень нужно. Для меня это очень важно. Хорошо?

Слушай… Я даже и не знаю с чего и начать. У меня столько всего в голове. Прям здесь, тут и еще вот тут. Это довольно забавно. Я глажу свою голову и давлю на ее части, надеясь, что ты поймешь о чем я говорю. У меня нет возможности показать тебе это, но есть крохотный шанс поведать тебе об этом. 

Не важно кто я. Не важно кто ты.

Не важно какого я пола, и так же не важно какого пола ты.

Я просто счастлив, что мои строки уже читают, и что чьи-то глаза дошли хотя-бы до этих строк.

Мне было 19 лет, когда я встретил эту невозможную девчонку. Она была как лучик света в моей жизни. Лучик, который зажег хворост в моей душе и дал пламени разгореться. 

Она всегда знала, чем хочет заниматься в жизни и поэтому помогла мне найти свое место в этом мире. Мы стали играть в театре, а потом нам дали главные роли. Это было прекрасно. Благодаря этому, мы сблизились еще лучше, и стали жить вместе. 

Мы сняли квартиру в центре города, прямо в центре всей Вселенной. В свободное время она стала рисовать, и поэтому, заходя в дом, меня встречал приятный запах акварели. Это были самые прекрасные дни в моей жизни.

Но в это время в городе начиналась какая-то междоусобица, и поэтому в городе стали вводить комендантский час. Ночью было опасно выходить. Смертельно опасно. Беспорядки росли, обстановка накалялось. В собственных квартирах ты не чувствовал себя в безопасности. До сих пор не пойму, откуда у них столько ненависти к себе подобным?

Они ворвались в дом, когда я был на репетиции. Я никогда так не рыдал, как в тот день. Через некоторое время, они пришли и за мной.

Какая досада, что моя жизнь оборвется в таком отвратительном месте… Подвал, куча мертвых и полумертвых людей лежат друг на друге. Лужи из человеческих выделений. Склеп. Братская могила.

Но я ни о чем не жалею. Я провел прекрасные… Потрясающие! — три года с моей Мартой. И мне не за что просить у кого-либо прощения или умолять. Я умру здесь. Сегодня или завтра, это не так уж и важно. Исчезнет всё, что я представлял. Исчезнут все частицы, из которых я состою. Пропадет воспоминание обо мне. Кроме одного. Оно здесь. В твоих руках.

Я боюсь. Боюсь, что ты не поймешь меня. Не найдешь это послание. Мне страшно от мысли, что я не увижу тебя. Не смогу увидеть твою улыбку или твои слезы. Твой смех или твой крик. Я не смогу обнять и поцеловать тебя. Этого уже никогда не будет.

Я люблю тебя.

Пожалуйста, не теряй это послание, я не хочу умирать.